Коллапс государства на Украине как вызов евразийской интеграции
25.06.2014
Главная особенность такого рода кризисов в том, что каждый новый участник встаёт перед историческим выбором: надо перевести страну, её экономику, социально-гуманитарную сферу, политическую систему на новые рельсы. Потому что пружина исторического времени разжалась, и те изменения, на которые ещё недавно требовались годы, сегодня могут произойти за месяц.
Кризис современного государства и проблема качества элит
Буржуазная шоу-демократия, которая является сегодня самым распространённым типом государственного устройства, явно не приспособлена к новым условиям. Реальная экономическая власть принадлежит корпорациям, часть из которых стали глобальными — и таким образом участвуют в мировой политике. Политическая власть сконцентрирована в условных «политбюро», которые формируются в рамках этнических и культурных политических традиций.
В России, Белоруссии и Казахстане центры принятия политических решений сформированы в рамках русской культурной традиции с большим влиянием исламской и азиатской составляющих. Создана система власти, когда в центре находится правитель, которому «политбюро» делегирует принятие политических решений. Да, в формировании решений принимают участие многие люди, но последнее слово всегда остаётся за одним человеком.
А вот, например, в западноевропейской традиции система власти подразумевает несколько центров принятия решений. Это приводит к рассинхронизации государственной системы, что легко увидеть на примере действий Евросоюза в ходе украинского кризиса. Отсутствие единой позиции приводит к тому, что мнение официального Брюсселя в течение недели может резко измениться, повернувшись на 180 градусов. А если нет позиции, невозможно формировать стратегию, что естественным образом отражается на внутреннем состоянии государства.
Ожидаемый выход Шотландии из состава Великобритании, референдумы о суверенитете в Стране Басков и Венеции — всё это свидетельствует о том, что «ялтинское мироустройство» трещит по швам и в Западной Европе, а украинский кризис — самая большая образовавшаяся дыра в некогда крепкой ткани.
Именно поэтому «крымский кризис» будет вписан в будущие учебники истории как точка входа в кризис мировой. Если ранее речь шла в основном о финансово-экономическом кризисе, то теперь он стал именно государственным. В ходе этого испытания каждое государство-участник будет поставлено перед историческим выбором: либо быстрые и эффективные изменения и трансформации согласно требованиям времени, либо крах. Это касается всех сфер деятельности — и особенно экономики и социальной организации общества.
Контуры государства нового типа
Есть гипотеза, что государство массового потребления попросту не может работать в мобилизационном режиме и, соответственно, не способно к скорому реформированию и адаптации к серьёзным политическим вызовам. Следовательно, такое государство ждёт крах вне зависимости от того, в какой юрисдикции оно находится — русской, американской, английской или германской.
Также очевидно, что процесс разрушения «ялтинского мироустройства» требует новых экономических подходов. Причём многие отрасли отомрут за ненадобностью или войдут в острую конфронтацию с мобилизационными задачами. Так, всем участникам конфликта предстоит отказаться от примата финансовой экономики, когда главным показателем является стоимость акции и деривативов, и перейти к индустриальному типу экономики. Система мировой торговли в скором времени будет сильно ограниченна, а в некоторых секторах экономики и вовсе закроется, поэтому ключевым вопросом станет вопрос безопасности торговых зон.
Точками развития экономики станут региональные интеграционные союзы, которые способны обеспечить максимальную безопасность внешних и максимальную прозрачность внутренних границ. Кто сможет это сделать, тот и будет чемпионом XXI века.
Но задачи по формированию своего мира-экономики в Евразии уже невозможно решить без эффективного развития армии и силовых структур. Что, в свою очередь, выставляет требования к качеству управленцев. Работать в мобилизационном режиме способен далеко не каждый современный чиновник. Причём без разницы где — в России, на Украине или в Казахстане.
Стремительно развивающиеся события выдвигают новые требования к типу государственного управленца, человека, который движется в логике достижения поставленных целей, располагая ограниченными ресурсами. Причём такие решения придётся принимать в автономных условиях и за эти решения держать ответ. Потому что в условиях «разрушения миро-устройства» бездеятельность на государственному посту бывает хуже, чем даже ошибочное действие.
По сути, каждый государственный чиновник сегодня превращается в оперирующего хирурга. Любое нелепое действие или даже заявление могут привести к ненужным последствиям. Причём зачастую на кону будет жизнь наших людей.
Понятно, что, работая в таких условиях, правящие элиты претерпят массовые трансформации. Сегодня мы не знаем, как именно будет выглядеть этот процесс, но то, что очень и очень многим несоответствие будет стоить карьеры, собственности или бизнеса, — уже очевидно. Особенно это касается типа отечественного чиновника, в котором бизнес-идентичность не будет жёстко подавлена им самим. Потому что хищения и коррупция в мобилизационный период всегда жёстко караются государством.
Вызовы евразийской интеграции мобилизационного периода
Ко всему прочему, государствам, которые хотят выжить в ходе пересмотра «ялтинского мироустройства», нужно чётко определиться с союзниками, а также публично обозначить уровни интеграции и возможность доступа к ним.
Когда мы говорим о евразийской интеграции, то выделяем несколько её контуров. Есть военная интеграция в рамках ОДКБ. Есть торговая интеграция в рамках Таможенного союза. Самый глубокий уровень евразийской интеграции у Союзного государства России и Белоруссии.
Интеграционный проект Союзного государства РФ и РБ доказывает, что возможно максимально тесное военно-политическое союзничество при сохранении высокого уровня национального суверенитета. Кроме того, украинский коллапс государства показал, насколько модель союзного государства Лукашенко устойчивее национальной модели украинских президентов. Причём в условиях мобилизационного этапа развития именно белорусская социально-экономическая модель является самой эффективной — и по сравнению не только с Украиной, но даже и более состоятельными партнёрами по евразийской интеграции.
Разные уровни евразийской интеграции сегодня должны рассматриваться в рамках интеграции военной. Потому что вопрос безопасности в современных условиях — центральный вопрос любого объединения. От этого будет зависеть и судьба только зарождающегося Евразийского союза. Следовательно, надо очень жёстко регламентировать отношения с потенциальными союзниками. Так, например, интеграция Средней Азии вообще невозможна без восстановления вооружённых сил Таджикистана и Киргизии. Причём если национальные правительства не способны организовать дееспособные силовые органы и армию, то в таких республиках они должны быть заменены структурами ОДКБ.
Это же касается и экономики — хребтом её развития становится промышленность и сельхозпроизводство. Не позднее конца 2014 года каждое национальное правительство, претендующее на вхождение в Союз с Россией, Белоруссией и Казахстаном, должно иметь на руках проект восстановления вооружённых сил, индустрии и сельхозпроизводства. Пока что в русле этой логики движется только Республика Армения, что позволит Еревану занять место в ядре Евразийского союза.
В интеграции Средней Азии должны сыграть важную роль союзники из Казахстана, потому что в 2014 году стартовала уже вторая пятилетка «новой индустриализации» — главного госпроекта Нурсултана Назарбаева. Учитывая близость национальных культур, потенциальным союзникам из Бишкека и Душанбе стоит форсированными темпами перенимать опыт Астаны.
Этнические вызовы интеграции
В условиях разрушения любого мироустройства возникают этнические конфликты. Это связано с тем, что границы государств проходят по территориям дисперсного расселения этносов. Осетины и грузины, русские и украинцы, украинцы и молдаване, киргизы и таджики, узбеки и киргизы, армяне и азербайджанцы — достаточно взглянуть на карту этнических конфликтов в Евразии, чтобы увидеть: каждая национальная граница находится в зоне риска. Причём многие конфликты уходят корнями глубоко в пласты истории, беря начало в XIX или даже XVIII веке.
Поэтому кроме новой экономики и нового типа общественных отношений предстоит формирование союзной культуры. Интернациональной культуры добрососедства и взаимоуважения, когда каждый член общества знает, что есть черта, переступать которую нельзя. Межэтнический мир и согласие должны стать главным приоритетом нового Союза. В этом случае наиболее успешной моделью является модель Белоруссии. Этнический национализм в этой республике был загнан в подполье, а идентичность «белорус» стала идентичностью скорее гражданской, чем этнической. Вероятно, перенять опыт Минска стоило бы даже союзникам из Москвы и Астаны.
Новая структура экономики и общественных отношений будет способствовать укоренению такой идеологии. Потому что индустриальный тип общественных отношений является отличной прививкой от любого этнонационализма. Человеку, занятому в сложных организационных структурах, свойственно структурное мышление. А любой национализм — это упрощение до системы «свой — чужой».
Поэтому второй не менее важной задачей евразийской культурной интеграции будет создание нового типа гражданина — человека самостоятельного, способного и к физическому, и интеллектуальному труду, понимающего важность государства в своей личной жизни и своего вклада в жизнь общества. Учитывая новые требования к элитам, которые будут активно самоочищаться, такой тип гражданина востребован новым государством. Мы ещё не знаем этих людей пофамильно, но они уже среди нас. Украинский кризис обнаружил таких людей — причём в разных политических лагерях.
Если государство сможет поставить себе на службу подобный тип гражданина, с тем чтобы сделать его источником новой идеологии и культуры союзного типа, такое государство имеет шансы не только сохраниться, но и выйти из кризиса окрепшим.
Семён Уралов, шеф-редактор проекта «Однако. Евразия»